Главная Биография Творчество Ремарка
Темы произведений
Библиография Публицистика Ремарк в кино
Ремарк в театре
Издания на русском
Женщины Ремарка
Фотографии Цитаты Галерея Интересные факты Публикации
Ремарк сегодня
Группа ВКонтакте Статьи
Главная / Публикации / В. фон Штернбург. «Ремарк. "Как будто всё в последний раз"»

«Ночь в Лиссабоне»

«Ночь в Лиссабоне» станет последним романом, который Ремарку удастся завершить и высказаться в нем по темам, глубоко волновавшим его как художника на протяжении трех последних десятилетий: эмиграция, смерть, любовь, одиночество индивидуума. Хотя история, которую Иосиф Шварц рассказывает лиссабонской ночью, и развивается на фоне исхода европейских беженцев и триумфальных побед нацистов в первые годы войны, описанию политических событий здесь придано меньшее значение, чем в «Возлюби ближнего своего» и даже в «Триумфальной арке». И в общем-то ясно почему: Ремарк воодушевлен желанием показать трагедию отдельной человеческой личности, порожденную таким временем, когда на людей идет откровенная охота, а жизнь их и гроша ломаного не стоит. В сущности, Ремарк прибегает к форме новеллы. Иосиф Шварц, чудом получивший паспорт и фамилию умершего человека, обещает подарить такому же страдальцу, как и он сам, визы и два билета на корабль, уходящий в Америку, если тот согласится выслушать его историю — в течение тех немногих часов, что остались до отплытия парохода. Товарищи по несчастью бродят по ночному Лиссабону, перебираются из бара в бар, и Шварц рассказывает: о побеге и возвращении, о вновь обретенной любви, о счастье и о смерти.

После долгих лет жизни на чужбине Шварц тайно едет в родной город, чтобы увидеть свою жену. Он никогда не писал ей, любая весть от него могла привести к ее аресту и к пыткам в застенках гестапо. Не вышла ли она замуж, забыв его? Жива ли она вообще? Елена жива, они встречаются, и она принимает решение бежать из страны вместе с ним. Ее брат, Георг, — эсэсовец, фанатичный приверженец теории господ и рабов, это он сочинил в свое время донос на Шварца, это он приказал арестовать и пытать его. Шварц и Елена попадают сначала в Швейцарию, а затем и в Париж. Они чувствуют, как возрождается их любовь, почти угасшая в мещанских буднях преднацистского времени. «Ну что было бы из нас? Скучная, посредственная пара, которая вела бы в Оснабрюке скучное, посредственное существование с посредственными чувствами и ежегодными поездками во время отпуска...»1 Вермахт оккупирует пол-Франции, они бегут дальше, в Марсель, где их обнаруживает брат Елены и пытается вынудить сестру к возвращению в Германию. Шварц убивает его, и они перебираются в Лиссабон. Незадолго до отплытия в Америку Елена умирает от рака.

История о любви с трагическим исходом. Повесть о потерянности человека перед лицом смерти. Воспоминание о том, куда завел Германию национал-социализм. Картина провинциального города, в котором царят страх, приспособленчество и насилие. Предупреждение о неприемлемости обстоятельств, при которых человек лишается родных корней, теряет свою идентичность, и судьбу его решает в конечном счете наличие паспорта или визы. Ремарк вновь рассказывает о том страшном времени, когда мораль, доброта и человечность проиграли сражение с силами зла и тирании.

Действие романа охватывает годы с 1939-го по 1942-й, примыкая таким образом по времени к событиям, описанным в «Триумфальной арке». Город, из которого вынужден бежать Иосиф Шварц, совпадает по своему названию с Оснабрюком, в котором, как мы давно уже знаем, родился Ремарк. Главный герой романа появился на свет 22 июня 1898 года, и в тот же день того же года родился Эрих Мария. Повествование в его романах об эмигрантах впервые ведется от первого лица. В книге целая россыпь примет собственной биографии, автор сознательно отождествляет себя с фигурой рассказчика. «Быть может, когда-нибудь наш век назовут эпохой иронии... Конечно, — не той, прежней, возвышающей душу иронии восемнадцатого столетия, но иронии подневольной, нелепой, большей частью зловещей, отмеченной печатью нашего пошлого времени с его успехами техники и деградацией культуры», — говорит Иосиф Шварц. Этими словами выражено, конечно же, и кредо самого Ремарка — по прошествии двух мировых войн с десятками миллионов убитых и миллионами искалеченных физически и духовно. Взирая на историю глазами пессимиста и не без кивка в сторону тех, кто занят в ФРГ преодолением позорного прошлого, он скажет: «Лет через сто, когда смолкнут вопли отчаяния и боли, ловкий историк опишет все это с восторгом — как явление, которое питало и развивало культуру, более того, несло ее в массы».

Находясь в Оснабрюке и скрываясь от недреманного ока полиции, Иосиф Шварц наблюдает картину, в которой, как в капле воды, отражается звериная сущность любой диктатуры и смешанная с ужасом полная беспомощность отдельного человека, столкнувшегося с ней лицом к лицу. Двое эсэсовцев толкают перед собой еврея, изо рта которого и по подбородку сочится струйка крови. «Проходя мимо, эсэсовцы смерили меня бешеным, вызывающим взглядом; глаза пленника на секунду задержались на мне, словно он хотел и не решался попросить о помощи. Губы его задвигались, но он ничего не сказал. Вечная сцена! Слуги насилия, их жертва, а рядом — всегда и во все времена — третий зритель, тот, что не в состоянии пошевелить пальцем, чтобы защитить, освободить жертву, потому что боится за свою собственную шкуру. И, может быть, именно поэтому его собственной шкуре всегда угрожает опасность».

Конец романа трагичен для индивидуума по имени Иосиф Шварц, однако автор предлагает читателю смотреть все-таки в будущее: Шварц поступает на службу в Иностранный легион, «...пока есть еще на свете такие люди, как тот красавчик (заплечных дел мастер в униформе гестаповца. — В.Ш.), было бы преступлением самому лишать себя жизни, которую можно отдать борьбе против этих варваров».

Давая общую оценку романам Ремарка в небольшом тексте, написанном к его 70-летию, Курт Рисс заметил то, что, пожалуй, наиболее точно характеризует «Ночь в Лиссабоне»: «Не желал бы ошибиться, говоря о писательском рейтинге. Со всей определенностью можно, однако, сказать, что место, занимаемое в немецкой литературе Ремарком, очень почетно и редко было занято человеком более достойным. Столь часто встречаемое нами искусственное различие между литературой серьезной и развлекательной снято во всех его книгах. И, как следствие, именно ему и его произведениям присуще нечто англосаксонское, вернее, то англосаксонское, которое достигается нами с огромным трудом. Нам следовало бы наконец считать себя счастливыми тем, что мы нашли его у Ремарка». Даже повторяя многое из того, что изображено и тематизировано Ремарком в его предыдущих романах об эмиграции, «Ночь в Лиссабоне» обрела все черты книги удавшейся, добротно выстроенной и читаемой с захватывающим интересом.

В 1970 году командой Второго канала немецкого телевидения по роману был снят фильм. Посмотреть и оценить его Ремарку было просто не дано: писатель умер в Асконе на десятый день после начала съемок. Руководил ими Збынек Бриних, он же написал сценарий, главные роли исполнили Мартин Бенрат (Иосиф Шварц), Эрика Плухар (Елена) и Хорст Франк (Георг). После «All Quiet on Western Front» получилась картина, которую, пожалуй, можно назвать лучшей среди фильмов, снятых по другим романам Ремарка. Спокойная камера, тонко прочувствованные ретроспективы и прежде всего Мартин Бенрат, в высшей степени убедительный в роли Иосифа Шварца, создали атмосферу, вполне сравнимую с той, что пронизывает сам роман.

А отклики на него разные: они и доброжелательны, и отрицательны. «Роман Ремарка — это притча о людях, положение которых в условиях диктатуры абсурдно», — пишет «Дойче цайтунг». «Этот материал прямо-таки сопротивляется любой попытке уложить его в придуманную фабулу». Немецкоязычный нью-йоркский «Ауфбау» отмечает «поэтическую красоту» романа, а Курт Рисс восхищается «легкостью и простотой — в хорошем смысле — обращения с материалом, которым автор потчует нас на сей раз». Роман очень хорошо принимается американскими рецензентами. Альфред Антковяк подходит к его оценке опять же с марксистских позиций: «Тема антифашизма раскрывается в основном в форме субъективного переживания. Фактически Шварц не обладает четко выраженным сознанием». Не было его, как известно, и у «буржуазного» автора этого романа.

Закончив лиссабонскую историю, Ремарк принимается писать еще один роман об эмигрантах: первые наброски к нему сделаны еще в 1950 году. За семь лет будет создано несколько вариантов, но книга останется незавершенной. Один из этих вариантов будет назван окончательным и выпущен в свет под заголовком «Тени в раю». Так через год после смерти писателя будут грубо нарушены элементарные правила издательской этики. А ведь он бился над рукописью из последних сил. Мучимый тяжелыми недугами, надеялся довести дело до конца.

В сентябре 1963 года инсульт приковывает Ремарка к постели. Временами отнимается половина тела, нарушается речь, неделями не слушается рука. В январе 1964-го он сообщает матери Полетт: «Это мое первое письмо после двух месяцев бездействия... Как видишь, огрехов хоть отбавляй. Врач, однако, считает, что нужно просто время, со временем мне станет лучше». Полетт, находящаяся в Нью-Йорке, получает в феврале 1964-го такую весточку: «Здравствуй, моя маленькая рубиновая принцесса! Тихонько сижу здесь и пишу Тебе очень нетвердой рукой... Попробуй-ка найти ласковые слова, когда перо скользит так медленно и ты того и гляди налепишь ошибок. А в сердце у меня только Ты, мой маленький шимпанзеночек!» Ремарк понемногу поправляется, однако болезнь круто меняет его жизнь. Находясь в октябре 1964-го в Венеции и Флоренции, он опять начинает вести дневник, но занимается этим недолго. Сколь тяжко жилось ему в те недели, показывают и обе следующие записи: «Все умерло в первой половине 1964-го — во время продолжительной депрессии. Зачем? Так стоял вопрос. Ради тех немногих дней, что еще оставались? Первое серьезное соприкосновение со смертью — собственной смертью». «Еще летом 64-го не верилось, что захочется коллекционировать и дальше. Мне казалось это больше не нужным... Действительно, зачем? Ведь скоро все пройдет. Гнетущее чувство оттого, что остаток жизни приблизился так неожиданно. Депрессия была долгой, вызванной отчасти неясностью в денежных вопросах. Но в гораздо большей степени — болезнью, к симптомам которой она якобы относится. А также, пожалуй, озабоченностью: не снизилась ли работоспособность?»

Большую часть года Ремарк проводит в Порто-Ронко, Полетт уезжает — сперва в Нью-Йорк, потом в Париж. Для нее это тоже нелегкая ситуация. «Не ладится с П. Ей тяжело — что ей, собственно, тут делать? В одиночестве, я немногословен, знакомых у нее почти нет, тишь да глушь, говорящих по-английски не сыскать, а все время читать невозможно... Чем я могу помочь? Путешествовать пока не в состоянии. Лекарства притупляют ум. Бедняжка П. В ней столько задора и природной резвости! Здесь же она точно стреножена». Ремарк пишет эти строки, пережив в начале 1965 года в Милане еще один сердечный приступ и пролежав около месяца в клинике.

Из Оснабрюка приходит весть об оказанных ему почестях. Хоть и с большим опозданием, но его родной город все-таки начинает вспоминать о своем самом знаменитом сыне. В декабре 1963 года Ремарка награждают медалью Мёзера. Поскольку поехать в Оснабрюк, чтобы принять награду на месте, он не может (или не хочет), то через год, серым дождливым ноябрьским днем, делегация города отправляется в Тессин и посещает лауреата в его доме на Лаго-Маджоре. С добрыми намерениями, конечно, но хозяину дома этот визит не доставляет удовольствия. Есть в этом что-то трагикомическое: «Вчера утром делегация из Оснабрюка; обербургомистр Кельх, городской голова Фосскюлер, пять сенаторов и муниципальных советников, фотограф, журналист с радио, репортер, Ханс-Герд Рабе в качестве репортера — всего одиннадцать человек, члены муниципального совета — в полосатых брюках и пиджаках цвета маренго. Произнося короткие речи, вручают памятную медаль со свидетельством, дарят старинную карту (Оснабрюка). Трогательно и скучно. Что делать с людьми, если с ними не о чем говорить? Попотчевали их гусиной печенкой, семгой и шампанским». Пришлось дать еще и ужин, только тогда вздох облегчения: «Был очень рад, когда все кончилось...»

Тем не менее Ремарк направляет оснабрюкцам теплое благодарственное письмо. Вообще же говоря, складывается впечатление, что новое поколение подросло и на берегах Хазе. Еще за год до появления делегации, в письме своему другу Хансу-Герду Рабе, вскоре после того, как ему исполнилось шестьдесят пять, Ремарк иронизировал: «Странно все-таки, сколь осторожны отцы города Оснабрюка, опасаются опростоволоситься — в отличие от премьер-министра Ганновера и бургомистра Берлина, эти взяли да и поздравили...» И вот теперь все-таки медаль, а в 1968 году одной из улиц города присваивается имя Эльфриды Шольц, казненной нацистами сестры писателя. Брат действительно растроган и радуется: «Я глубоко взволнован этим щедрым и благородным жестом, пишет он муниципальным советникам, — и благодарю Вас за это от всей души». Пройдет, однако, еще какое-то время, прежде чем родной город действительно одумается, присвоит одной из улиц имя писателя и выделит средства на создание музея и архива, дающих представление о его жизни и творчестве.

Между тем признание его заслуг и достоинств продолжается. В стране меняется политический климат. Консерваторы во главе с Людвигом Эрхардом хотя и побеждают на выборах 1965 года, но уже год спустя они вынуждены поделиться властью с СДПГ. В бундестаге возникает Большая коалиция, экс-эмигрант Вилли Брандт становится вицеканцлером и министром иностранных дел, замшелые врата власти поскрипывают под ударами молодых бунтарей. Они заставляют отцов, долго делавших вид, будто германская история ничем особенно дурным себя не запятнала, взглянуть на нее с неприятной стороны. Поначалу это только вопросы, однако вскоре они выливаются в небольшую культурную революцию. Историки прекратят ссылаться на превратности судьбы и исключительность ситуаций, им придется писать о путях, приведших немцев к Гитлеру, а литературоведы вспомнят, что элита немецких писателей и поэтов жила в эмиграции.

В 1967 году Ремарка награждают Большим крестом за заслуги перед Федеративной Республикой Германия. В Порто-Ронко происходит скромная церемония вручения. Присутствуют Полетт и близкий друг Роберт Кемпнер. Только вот грамота, сочиненная в администрации президента, — истинный перл по скудости лестных слов в адрес виновника торжества. Причислить Ремарка к немецкоязычным писателям, наиболее читаемым в мире, — вот все, на что способны боннские бюрократы... В июне 1968 года его избирают членом-корреспондентом Немецкой академии языка и литературы в Дармштадте. Общины Ронко и Асконы неожиданно присваивают ему в том же году звание почетного гражданина, что, возможно, радует его не меньше высоких регалий. К 70-летию писателя президент ФРГ шлет поздравительную телеграмму. «Весьма тронут человеческим вниманием, которое Вы проявляете ко мне и к моим сочинениям... — отвечает Ремарк главе западногерманского государства. — Хотя я давно не был в Федеративной Республике, но тем не менее принимаю живое участие в ее судьбе и становлении, ибо как нельзя навеки предать анафеме страну из-за ее кровавого прошлого, так невозможно и напрочь забыть ее».

Литературной премии «народ поэтов и мыслителей» не удостоил всемирно известного автора и в последние годы его жизни. Важнее, однако, другое: роман «На Западном фронте без перемен» вошел с середины 1960-х годов в Германии в круг школьного чтения. То, что издательство «Ульштейн» уже в 1930 году с удовлетворением констатировало в отношении Веймарской республики, стало затем фактом в Федеративной республике: едва ли сыщется школьник или студент, не читавший эту книгу или, по крайней мере, не слыхавший о ней. А чего еще желать писателю?

Кстати, о современной немецкой литературе Ремарк в 1960-е годы почти не высказывается. В его интервью не встретишь имен Генриха Бёлля, Гюнтера Грасса, Зигфрида Ленца, Мартина Вальзера. «Видите ли, — говорит он в 1963 году в телебеседе с Фридрихом Люфтом, — ныне живущие немецкие писатели, по сути дела, в уникальной ситуации. Предыдущего поколения, к которому отношу и себя, уже не существует. Эмигрировав, оно по-настоящему так и не вернулось в Германию. Так что перед ними широкое пустое поле, где каждого сразу можно заметить. Тем не менее — всходы невелики. Как вы думаете: может быть, это объясняется подспудным страхом высказать все, что хотелось бы, или такого страха уже нет?» Заметим на полях: употребляя глагол «эмигрировать» и в этом интервью, Ремарк вновь выражает свое саркастическое отношение к недавнему прошлому своей родины.

Спустя два года он снова выскажется на эту тему — в рецензии, написанной по просьбе журнала «Шпигель» и, заметим, единственной в этом жанре во всем его послевоенном творчестве. Критическому разбору подлежит роман Ханса Фрика «Брайнитцер, или Другая вина». Бывший врач в одном из нацистских концлагерей, а ныне пенсионер в стране «экономического чуда», испытывает столь сильные муки за совершенные им преступления, что решает добиться суда не только над собой, но и над двумя сообщниками, один из которых теперь сутенер, а другой — начальник городской полиции. Но суд отвергает иск правдоискателя: они устали заниматься делами такого рода. «Брайнитцеру каяться не положено», — пишет «Шпигель» в краткой аннотации к рецензии Ремарка, а один из литературных критиков назовет ее «гимном» в честь молодого автора, заставляющего своим первым произведением вспомнить о кафкианских прозрениях. Ремарк обменивается письмами с Хансом Фриком, знал он и его отца, тоже обретавшегося в конце 1930-х за океаном.

Почти не касаясь художественных достоинств книги, Ремарк подчеркивает злободневность ее содержания. Не избегает при этом суждений о послевоенной немецкой литературе. «Можно было бы предположить, что чудовищное изобилие совсем недавно пережитого, из которого раньше одного дня хватило бы на всю писательскую жизнь, раскроется с огромной силой, — произошло же обратное: неожиданно соскользнув в прошлое, это пережитое на какое-то время стало странно нереальным...» После Первой мировой войны воображение людей потрясали драмы, стихотворения, романы Вальтера Хазенклевера, Эрнста Толлера, Леонгарда Франка, Франца Верфеля, экспрессионизм, новая живопись. «Последствия второй такой же войны были иными. Она не привела к взрыву возмущения, к вскрику, к революции. Это была тотально проигранная война — проигранная не только в разбомбленных городах, но и в разбомбленных головах и сердцах». И в этом, по мнению Ремарка, причина того, что немецкая литература молчала, слишком долго для нетерпеливого читателя, и двигалась потом вперед медленно и разрозненно, скорее благодаря отдельным достижениям.

Правда, в наличии были уже ранние романы Генриха Бёлля, превосходная проза Вольфганга Кёппена, монументальные эпосы Ханса Хенни Янна, книги Альфреда Андерша, «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса. Лично Ремарк был, несомненно, разочарован: с его точки зрения, тема войны, нацистских преступлений, изгнания и эмиграции мало интересовала более молодых писателей. Гражданин мира, живший в Америке и соседних с Германией государствах, не мог не видеть, с каким неверием, гневом и презрением люди взирали там на то, что творилось в его родной стране на протяжении двенадцати лет — с зимы 1933-го до весны 1945 года. Там еще ничего не забыли и простили лишь какую-то малость. Своими деликатными замечаниями о работе более молодых коллег Ремарк затронул еще одно важное явление литературной жизни. В середине 1960-х годов новая немецкая литература не пользовалась мировым признанием. Томас Манн, Лион Фейхтвангер и Эрих Мария Ремарк оставались и в первые два десятилетия после 1945 года немецкими писателями, новые сочинения которых сразу же переводились и издавались в западном зарубежье, именно они — из когорты еще живших немецких романистов — представляли словесность своей страны в послевоенном мире. Положение начало меняться в 1970-х, но и тогда прорыв удался лишь небольшому числу произведений. Германия утратила имидж литературной державы.

Вообще же, завзятый книгочей Ремарк рецензий на новинки художественной литературы не пишет. Да и заказов из газет, по-видимому, не получает. Читал ли он романы молодых коллег оком литературного критика? Неизвестно. Ведя дневник, обычно записывает, кого и что в данный момент читает. Наряду с классиками — современных американцев, некоторых французов, а также свежие вещи немецких товарищей по эмиграции из его поколения. Ни одно из произведений, написанных немецкими прозаиками в первое десятилетие после войны, не упоминается. (В 1955 году Ремарк, как мы уже знаем, прекращает вести дневник.)

Рецензии на книги Ремарк любил писать в 1920-е годы. Став знаменитым, высказываться о произведениях других писателей перестал. В 1962 году на нескольких страничках изложил свои мысли о книге Роберта Кемпнера «Эйхман и сообщники»: опубликованы заметки эти будут много позднее — через тридцать с лишним лет. И в данном случае это размышления о событиях недавнего прошлого. Писать вещи, воспринимаемые им как второстепенные, ему явно в тягость. И потому он пишет своему другу Кемпнеру: «Дорогой Дон Роберто, я заставил Вас ждать мой Review2 Вашей книги бесконечно долго. Хотя работа у меня спорилась, и я наверняка написал бы с десяток таких обзоров. Всякий раз чего-то не хватало, не хватает и сейчас, но я знаю, что рецензент обязан укладываться в определенный объем... Тем не менее постоянно хочется чего-нибудь добавить, что-нибудь улучшить, в общем, хочется править, так что вся эта канитель может тянуться еще долго...»

Книга Кемпнера была опубликована во время судебного процесса над Адольфом Эйхманом, проходившего в Иерусалиме и получившего широкий международный резонанс. Архитектор геноцида европейских евреев был приговорен к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение в ночь с 31 мая на 1 июня 1962 года. В своих лапидарных заметках о книге Кемпнера Ремарк высказывает мысль, с которой мы уже встречались в его романах, знакомясь с образами тех или иных нацистов. «Они не аттилы и не чингисханы, — они старательные, раболепные, зацикленные на своей карьере управленцы, денно и нощно стремящиеся превзойти друг друга в смертоубийствах, дабы выглядеть в глазах начальства еще более умелыми и прилежными; партийцы, имеющие право на получение пенсии, отцы семейств, работающие на благо отечества и не страдающие бессонницей; верные своему долгу мужи, со спокойной душой, в четырех копиях, подписывающие распоряжения, на основании которых должен быть истреблен целый народ, — хладнокровно, сообразно морали палачей и холопов: приказ есть приказ...» Зло банально, утверждает Ханна Арендт, но оттого, добавим от себя, не менее ужасно. Антибуржуазные настроения Ремарка находят после Второй мировой войны гораздо более серьезную опору, чем в те годы, когда он с позиций юного ценителя искусств выражал свое возмущение поведением чванливого истеблишмента.

«Крохотки», которые Ремарк пишет наряду с романами, его суждения о современной ему немецкой прозе показывают, что и в последние десять лет своей жизни он с живейшим интересом следит за текущими событиями в мире, продолжая осмыслять историю Третьего рейха и последствия нацистской диктатуры.

Ремарк и на склоне лет остается homo politicus.

Неудивительно, что его творческие усилия во второй половине 1960-х годов вновь сконцентрированы на романе об эмигрантах. Он работает над ним, отправляя в корзину одну за другой готовые рукописи, и отложит перо лишь за несколько недель до смерти. Роман «Земля обетованная» остается незаконченным...

Примечания

1. Цитаты из романа «Ночь в Лиссабоне» приводятся в переводе Юрия Плашевского.

2. Обзор, рецензия (англ.).

 
Яндекс.Метрика Главная Ссылки Контакты Карта сайта

© 2012—2024 «Ремарк Эрих Мария»